Некоторые вопросы дальнейшего изучения лирики Ф.И. Тютчева

Некоторые вопросы дальнейшего изучения лирики Ф.И. Тютчева

Некоторые вопросы дальнейшего изучения лирики Ф.И. Тютчева

Козлик И.  Перевод Ольги Давыдовой.

Обращение на данной юбилейной сессии к творческому наследию гениального русского поэта XІX столетия Федора Ивановича Тютчева является абсолютно закономерным. Ведь глубокоуважаемый профессор Ришард Лужный тоже занимался исследованием тютчевской поэзии и оказывал содействие популяризации произведений русского художника в Польше. Он, как известно, является составителем замечательного сборника переводов стихов Тютчева на польском языке Fіodor Tіutczew. Sto wіerszy, которую издало в 1989 году Wydawnіctwo Lіterackіe в Кракове. Следует вспомнить, что в этом издании опубликована не только статья профессора Р. Лужного Poeta и jego dzіeło, но и его польские переводы ряда тютчевских стихотворений, в частности Тогда лишь в полном торжестве... (Dopіero wtedy żyć nam zacznіe...), Умом Россию не понять... (Nіe sposób pojać jej rozumem...), Как дымный столп светлеет в вышине! (Jak bіały dymu słup jasnіeje na błekіcіe), Наш век (Nasz wіek), Природа – сфинкс. И тем она верней... (Przyroda – sfіnks – tym bardzіej jest zuchwała...).

Цель моего реферата – поделиться своими соображениями относительно возможных перспектив дальнейшего научного штудирования тютчевского поэтического наследия.

Сегодня во второй половине 1990-х годов, то есть за шесть лет до 200-летия со дня рождения Ф.И. Тютчева, можно утверждать, что завершается определенный период, цикл в истории научного исследования творчества поэта. Ни у кого уже не вызывает сомнения весомость того вклада, который внес Тютчев в сокровищницу «золотого фонда» русской классической литературы. Его имя совершенно закономерно стоит среди имен первостепенных поэтических величин в истории русской поэзии XІХ столетия, в частности таких как А.С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов. Точно и лаконично о значении каждого из названных поэтов высказалась Л.Я. Гинзбург, которая писала:

«(...) Лермонтов решил проблему романтической личности: Тютчев нашел новый метод философской лирики, Пушкин же вывел лирическую поэзию на безмерно широкий путь художественного познания исторической и современной действительности» [1 ].

На сегодня в границах литературоведческих методологий (историко-генетического, историко-функционального, компаративистского, структурно-семиотического подходов), функционировавших в XX веке, поставлены и рассмотрены основные вопросы, которые являются ключевыми при анализе явления. Открыты основная направленность и характер его лирики, установлен ее тематический и мотивный состав, описана ее образная структура, стилевое и стилистическое своеобразие, жанровый облик, творческая эволюция, соотношение с развитием ведущих для литературного процесса минувшего века литературных направлений, течений, школ и творческих методов. В целом, надо заметить, что тютчевская лирика большей частью рассматривалась в контексте и сфере проблемы «романтизм-реализм в поэзии и литературе». Именно на уровне этих категорий осуществлялась научная идентификация.

В отдельности хочу сказать о достижении польского литературоведения в исследовании жанровых тенденций в лирической системе поэта. Я имею в виду монографию Казимежа Пруса Лирика Федора Тютчева. Характеристика жанров, изданную в 1990 году в Жешове [2 ]. Ученый предложил довольно убедительное описание жанрового состава тютчевской поэзии. Проанализировав 370 стихотворений Тютчева, он сделал вывод, что у поэта нет так называемых «внежанровых стихотворений». В тютчевской поэзии были задействованы и традиционные поэтические жанры (ода, послание, элегия, эпиграмма, мадригал, песня, альбомный стих и др.), и нетрадиционные жанры (поэтическая миниатюра, молитва, сон, философская притча и т.п.). Принципиальным, на мой взгляд, является вывод К. Пруса о том, что реализованные Тютчевым поэтические жанры «составляют систему». Важность результатов анализа К. Пруса состоит также в том, что они убедительно опровергают определенные стереотипы во взглядах на жанровое развитие литературы постклассицистического периода, в соответствии с которыми жанры будто теряют свою весомость, обесцениваются, поскольку конкретные произведения начинают строиться на объединении и взаимодействии разножанровых элементов.

В конце концов, среди важных достижений науки о Тютчеве следует указать и 97 том из серии «литературное наследство», две книги которого увидели свет в 1988-1989 годах и содержат ценный фактологический и аналитический материал.

Тем не менее, накопленный опыт научного исследования тютчевского поэтического наследия непосредственно выдвигает ряд перспективных направлений и проблем дальнейшего изучения творчества поэта как живого художественного явления. Бросается в глаза и то, что среди поставленных ключевых вопросов мы имеем сейчас не столько общепризнанные выводы, сколько противоположные или противоречивые утверждения. Это касается, например, вопроса об эволюции в творчестве Тютчева. С одной стороны, будто бы все признают, что эволюция у Тютчева была, это отобразилось в делении его творчества на два периода (1812-1838 и 1848-1873 годы). Но еще со времен известной книги И. Аксакова дает о себе знать противоречие в оценке эволюции в поэзии Тютчева, когда признают, что поэт не принадлежал к тем, кто способен был отказаться от предшествующих взглядов и не учитывать новые явления действительности, и одновременно подчеркивают, что Тютчев всегда оставался неизменным и при этом, как писал И. Аксаков, был в состоянии в любое время оставаться наиболее современным среди современников [3 ]. В русле именно этого противоречия находятся те концепции, за которыми второй период творчества Тютчева ничего нового с собой не принес [4 ]. Тем не менее следует вспомнить хотя бы то, что именно ко второму периоду относится известный незаконченный «денисьевский» цикл поэта – вершина не только русской, но и мировой лирики.

Уточнения и пересмотра требует вопрос о направлении эволюции тютчевской поэтической системы в контексте соотношения романтизм-реализм. Речи о том, чтобы назвать Тютчева романтиком, реалистом или согласиться с К.В. Пигаревым в том, что «художественный метод Тютчева отображал общее для русской поэзии движение от романтизма к реализму», [5 ] не идет. Дело заключается в другом, а именно в том, может ли лирика вообще, по своей природе быть реалистической в терминологическом понимании этого слова. Показательно, что в последнее время пересматривается вопрос о реалистичности лирики даже Н.А. Некрасова [6 ] – то есть того поэта, с влиянием которого, например, Г.А. Гуковский показывал появление в поэзии Тютчева так называемых «реалистических черт» [7 ]. Очевидно, относительно лирики понятие «реализм» стремится стать отдельной категорией со своим самостоятельным терминологическим значением. Именно такая тенденция наблюдается в специальных исследованиях на эту тему [8 ].

Особого внимания требует дальнейшее исследование философской лирики Ф.И. Тютчева. Проф. Р. Лужный писал, что именно «мировоззренческие» стихотворения как типичные тютчевские, в которых отобразилась теологическая точка зрения (метафизические, трансцендентальные взгляды) на то, что происходит в мире и в человеке, определяла Тютчева как поэта-философа [9 ]. В связи с этим требует специального исследования ряд первостепенных вопросов. Что такое философская лирика по своей природе, тематическая направленность, тематическая группировка или жанр? Есть ли какая-либо разница  между наличием философских мотивов в творчестве поэта, между философичностью и философской лирикой как сформированным, частным явлением? Ведь понятно, что если брать за точку отсчета, скажем, сам факт наличия философских мотивов в творчестве конкретного художника, то философскими могут оказаться, без преувеличения, все поэты. Кроме того, следует дать более четкую дифференциацию между философской лирикой, религиозной поэзией, медитативной лирикой и поэзией научной, так как именно на этом фоне может рельефно выделиться творческая индивидуальность конкретного поэта и прежде всего такого уровня, как Ф.И. Тютчев.

Для получения надлежащего, научно выверенного и теоретически основательного ответа на перечисленные и из них выплывающие вопросы нужна новая методология, новые теоретические основы, которые бы учитывали сложное объединение в литературных явлениях и вообще в литературной эволюции константных и динамических, имманентных и приобретенных, неизменных и изменяющихся, инвариантных и вариантных начал и элементов. И здесь я бы обратил внимание на такие в определенной мере фундаментальные идеи, которые требуют более детальной разработки на конкретном историко-литературном материале. Во-первых, на представление, которое восходит еще к Поэтике Аристотеля, о жанре как сущности, которая имеет, как отмечает С.С. Авиринцев, «внутреннюю заданность, императив тождественности себе».

«Становление жанра – это его приход к самому себе; достигнув самотождественности, жанр естественным образом «останавливается», ему уже некуда идти» [10 ].

Разработка данной идеи на материале русской философской лирики XX столетия позволила бы прояснить, например, вопрос о так называемой «тютчевской» школе в русской лирике, который поставил в свое время В.В. Кожинов [11 ]. Проблемность этой гипотезы состоит не только в том, что существует и противоположная позиция [12 ], но и в том, что невыясненными остаются вопросы: достигает ли предложенная «тютчевская» школа уровня категории собственно литературной школы, которой, например, являлись позднее символисты, и тем более уровня категории «философская лирика», то есть уровня самостоятельного историко-литературного явления? Но бросается  в глаза, что предполагаемые представители этой школы (Ф. Глинка, С. Раич, Д. Ознобишин, О. Ротчев, С. Шевырев, А. Хомяков) едва ли своим творчеством непосредственно связаны с тютчевским художественным опытом (ссылка на объективность тенденции ничего не снимает, поскольку речь идет именно о поэтической школе), в дополнение, эти представители по своим творческим результатам находятся на несколько порядков ниже того, чье имя этой «школе» дано.

Во-вторых, безусловно перспективной является идея М.М. Бахтина о том, что настоящими действующими лицами внутренней литературной эволюции и историко-литературного процесса являются не литературные направления и течения, а именно жанр. В этом отношении важным было бы исследовать реакцию лирики – наиболее консервативного литературного рода – на процесс романизации жанров, который активно проходил в XІХ столетии. Показательно, что указанное Л.Я. Гинзбург изобретение Ф.И. Тютчевым нового метода философской лирики совершилось именно на фоне романизации жанров. Мне кажется, что мы не совсем осознали те кардинальные, изменения и перспективы, к которым привело обращение лирики к осмыслению и моделированию незаконченного настоящего (а именно это изменение сферы и объекта художественного познания и понимал Бахтин под термином «романизация жанров» [13 ] Одним из следствий романизации было проникновение в лирику релятивизма, который всегда связан с незавершенностью и относительностью. Из этого можно предположить, что неспособность тютчевского героя остановиться на какой-то одной мысли, движение поэтического сознания от утверждения к неминуемому возражению, максимальное усиление оппозиционности подтекста по отношению к сознательно утверждаемому и сформулированному в тексте (см. Sіlentіum!) – все это не просто черты тютчевского поэтического мышления, а проявление принципиально новой структуры лирического сознания, которая отображает определенную внелитературную бытийную структуру.

Вторым следствием романизации было возникновение в лирике необходимости в «чужом сознании», в другой реконструированной позиции. Нарушилась монополия лирического «я», которое начинает требовать еще одного субъекта – «ты» – и в случае с Тютчевым не для возражения, а для признания и даже подчинения. Лирическая система начинает выстраиваться не на развертывании единого сознания, а как диалог сознаний. Она делается крайне семантически динамичной. И лирика Тютчева – наилучшее тому доказательство.

Интереснейшим в реакции лирики на процесс романизации жанров является то, что она обратилась не к сопредельным, переходным, скажем, с прозой формам, а к полной мобилизации своих природных, часто исторически апробированных ресурсов – лаконичности, динамической, концентрированной ассоциативности образа, семантически насыщенного слова, интенсивного использования всех своих традиционных форм и жанров. Оказалось, что в овладении незавершенным настоящим, то есть собственно романной  зоной, лирика не просто сохранила свой родовой облик, но и стала в самом деле лирикой, лирикой в превосходной степени и именно как таковая существенно повлияла на развитие, например, русской психологической прозы второй половины XІХ столетия.

Таким образом, тютчевское поэтическое наследие имеет большой перспективный научный потенциал. Она не из-за недостатка литературоведческой образованности, а благодаря существующим основательным научным работам не теряет гносеологической актуальности. И задача литературоведческой науки, на мой взгляд, заключается в том, чтобы, учтя в полной мере существующие текстовые, историко-литературные факторы, сформировав новую теоретическую и методологическую базу и на ее основе определив эмпирику нового уровня, найти тот научно выверенный код, который бы качественно приблизил нас к восприятию, которое было бы адекватным реальной природе тютчевской лирики, соответствующим современному уровню литературного сознания и имеющегося сегодня опыта развития художественной литературы.

Список литературы

 [1 ] Л.Я. Гинзбург. Русская поэзия 1820-1830-х годов [в:] Поэты 1820-1830-х годов, в 2 т., Ленинград 1972. т. 1. с. 59.

[2 ] См.: К. Prus, Lіryka Fіodora Tіutczewa. Charakterystyka gatunków, Rzeszów 1990, s. 248.

[3 ] См.: И.С. Аксаков. Биография Федора Ивановича Тютчева, Москва 1886, с. 228, 39-40

[4 ] См.: А.З. Лежнев. Ф.И. Тютчев (Критический очерк) [в:] Ф.И. Тютчев, Стихотворения, под ред. Г. Чуйкова, Москва 1935, с. 5; R.S. Lane, Tyutchev's place іn the hіslory of Russіun lіterature. Mod. lang. rev., London 1976. vol. 7. nr 2, p. 344-356.

[5 ] Краткая литературная энциклопедия, Москва 1972. т. 7, стлб. 712.

[6 ] См. об этом: M.B. Tеплинский, О романтическом характере лирики Некрасова. Крат. Историко-лит. сб.. Ярославль 1981. с. 46-53.

[7 ] См.: Г. А. Гуковский, Некрасов и Тютчев: К постановке вопроса. Научн, бюлл. Ленинского ун-та, Ленинград 1947, № 16-17, с. 51-54.

[8 ] См.: Л.Я. Гинзбург, О лирике. Изд. второе, доп.. Ленинград 1974, с. 172-242; Б.О. Корман. Лирика и реализм. Иркутск 1986: A. Dudek, Modele romantyzmu и realіzmu w lіryce rosyjsk czterdzіestych XІ w., Kraków 1992.

[9 ] R. Łużny. Poeta и jego dzіeło [w:] Fіodor Tіutczew. Sto wіerszy, wybór и posłowіe R. łużny, Kraków s. 256, 258.

[10 ] См.: С.С. Аверинцев, Жанр как абстракция и жанры как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости [в:] С.С. Аверинцев, Риторика и истоки европейской литературной традиции, Москва 1996, с. 191.

[11 ] См.: В.В. Кожинов. О «тютчевской» школе в русской лирике (1830-1860-е годы) [в:] К истории русского романтизма, Москва 1973, с. 345-385. Кстати, истоки этой проблемы достигают не только работы Ю.М. Тынянова Пушкин и его современники, как считает В.В. Кожинов, но и более раннего периода. Например, о Хомякове как подражателе Тютчеву писал еще в 1895 году Пл. Краснов (см.: Пл. Краснов, Поэт мировой жизни. Книжки недели, СПб. 1895. № 5, Отд. 1, с. 171-172).

[12 ] Так, В.Я. Брюсов в 1912 году писал, что у Тютчева не было настоящих наследников (см.: В.Я. Брюсов, Ф.И. Тютчев [в:] Ф.И. Тютчев, Полн. собр. соч., под ред. П. В. Быкова, СПб. 1913, с. 37). Так же Р.В. Иванов-Разумник утверждал, что «глубокий и весьма особый Тютчев не имел и не мог иметь наследников» (Иванов-Разумник , Русская литература XX века (1890-1915 гг.). Пг. 1920, с. 11).

[13 ] См.: M.M. Бахтин, Эпос и роман (О методологии исследования Романа) [в:] М.М. Бахтин. Вопросы литературы и эстетики, Москва 1975, с. 450-451. 481-482.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ruthenia.ru