О возможности фольклорного словообразования в эсперанто

О возможности фольклорного словообразования в эсперанто

"ХАДЖИ ТАРХАН": К ВОПРОСУ О СПЕЦИФИКЕ КОНФЛИКТА И ЖАНРА ПОЭМЫ

Ю. Лощиц и В. Турбин, первыми затронувшие проблему, конфликт поэмы увидели в противоборстве "северной" и "южной" столиц. В статье "Тема востока в творчестве Велимира Хлебникова" (1966) они пишут: "Как два идеологических полюса русской истории предстают в поэме "север" и "юг": там - официальный лед государственности, здесь - пламенная, многоплеменная вольница Прикаспия...

Конфликт "Хаджи Тархана" - прежде всего исторический конфликт. При всей своей локализованности он дает представление о художественном методе поэта-эпика, главными действующими лицами в повествоании которого наряду с конкретными людьми становятся целые идеологические тенденции. В "Хаджи Тархане", например, противоборство таких тенденций выражено чрез соперничество "северной" и "южной" столиц - (Петербург - Астрахань), через монтаж художественных эмблем".

Н. Степанов в монографии о поэте поддерживает эту точку зрении, внося, правда, уточнение: “...монтаж идет по линии сопоставления разных национальных культур, разных эпох, а основная идея поэмы - во взаимодействии “азийских” и “славянских” народов”.

В том же духе интерпретирует поэму японский ученый Икуо Камеямо. “В основе этой поэмы, - утверждает он, - лежит конфликт между двумя культурами: Астрахань и Петербург. Для Хлебникова Петербург (окно в Европу) остается объектом осуждения”.

Немецкий исследователь С. Мирский в книге “Восток в творчестве Велимира Хлебникова” на первый план в “Хаджи Тархане” выдвигает оппозицию “запад - восток”, утверждая, что поэт производит замену “окна в Европу” “окном в Азию”, “зовет повернуться спиной к Европе”. Этим, по его мнению, объясняется характер изображения в произведении “немцев”, русских и мусульман. “Немцы” - враги России, русские и мусульмане едины.

В 1981 году со своей концепцией поэмы выступил Р. Вроон (США). В статье “Хаджи Тархан” В. Хлебникова и ломоносовская традиция” он доказывает, что центральным моментом в произведении является противостояние “ортодоксального севера” и “мусульманского юга”, ненависть между “русским” и “восточным”. Мусульманское он связывает только с “призывом к беспорядку”.

Точку зрения Р. Вроона и его предшественников оспорил П. Тартаковский в статье “Поэт. Россия. Восток. (К вопросу о западно-восточной концепции В. Хлебникова в поэме “Хаджи Тархан”)”, которая вошла затем в качестве главы в его монографию “Социально-эстетический опыт народов востока и поэзия В. Хлебникова” (1987). Опираясь на широкий контекст творчества Хлебникова, на анализ “Хаджи Тархана”, он показывает неубедительность ряда положений работ Ю. Лощица и В. Турбина, С. Мирского, Р. Вроона и, прежде всего, их основной мысли - о наличии в “Хаджи-Тархане” конфликтов культур и этносов. Его концепция совершенно иная. Главное в поэме, доказывает он, “именно тема контакта, а не разрушения контакта; суть хлебниковской концепции - сходство и родство, несмотря на различия; на разницу взглядов, обычаев, религий и даже на “стрелы” и “кровь”, исторически пролегшие между Россией и Азией”. Подобное понимание поэмы, конечно же, в большей степени соответствует замыслу поэта и той художественной реальности, которая в ней смоделирована.

Но, несмотря на всю убедительность и тщательную разработанность концепции П. Тартаковского, на наш взгляд, художественная специфика конфликта в “Хаджи Тархане” осталась и у него не совсем проясненной. Главная причина в том, что он, как и все исследователи поэмы, недостаточное внимание уделяет поэтике произведения, своеобразию художественного мышления Хлебникова, поэтому проблема решается в основном в социологическом плане.

Ключевым, как мы видели, в споре исследователей стало понятие конфликта. Задумаемся, однако, является ли конфликт структурообразующим элементом поэмы?

В теории литературы художественный конфликт понимается как “противоположность”, “противоречие” во взаимоотношениях между образами художественного произведения. М. Эпштейн указывает: “Обычно конфликт выступает в виде коллизии (иногда эти термины трактуются как синонимы), т.е. прямого столкновения и противоборства между изображенными в произведении действующими силами - характерами и обстоятельствами, несколькими характерами или разными сторонами одного характера”. Конфликт обычно в таких случаях полностью подчиняет себе развитие сюжета, определяет' систему образов. Ничего подобного в “Хаджи Тархане” не наблюдается. Вместе с тем конфликт может проявляться и “внесюжетно - в композиционном контрасте, противопоставлении отдельных ситуаций, предметных деталей, изобразительных ракурсов, в стилистической антитезе и пр.”. Подобное вроде бы соответствует художественным принципам Хлебникова, но внимательное прочтение поэмы убеждает в отсутствии авторского намерения что-то противопоставлять. Повествование в “Хаджи Тархане” ведется совершенно иначе. При истолковании конфликта “Хаджи Тархана” исследователи почему-то забывают, что имеют дело с произведением модернистской литературы, художественный конфликт в которой имеет свою специфику и существенно отличается от конфликта в реалистическом искусстве. Тот же М. Эпштейн замечает; “В литераторе модернизма конфликт трактуется, как правило, глобально - как вечная и неустранимо-безысходная разорванность человека, противостояние социального и биологического, сознательного и подсознательного в его природе, неразрешимое противоречие одинокого индивида с отчужденной от него реальностью”. Данное положение может быть своеобразным ключом к художественной специфике конфликта творения Хлебникова, в котором на первом плане полуавтобиографический герой, в силу причин после долгого перерыва оказавшийся на родине своих предков. Он в разладе со всем миром. В соответствии с духом футуризма в поэме в первую очередь воссоздается не объективная реальность, а реальность особого рода - внутренние, интуитивные процессы “Я” субъекта речи в его “истечении во времени”, “Я”, которое длится. Внутрипсихологическое преобладает над объективным изображением истории и этносов, они являются лишь элементами, наряду со многими другими, потока размышлений “Я”. В силу этого конфликт (если он есть в поэме) следует искать во внутреннем мире субъекта речи, в его взаимоотношениях с окружающим миром.

Возвращаясь к спору о конфликте в поэме, следует отметить, что Хлебников не имел в виду конфликт христианского севера и мусульманского юга. Его приводящее в заблуждение изображение ислама как религии “мести и страсти” объясняется тем, что он акцентировал внимание на главных, с его точки зрения, чертах, изначально ему присущих. В статье “Спор о первенстве” (1914), написанной вслед за “Хаджи Тарханом” и посвященной философии времени и законам смены поколений, поэт последовательно доказывает, что ислам - это “вера сердца”, противостоящая “вере разума”. “Отыскивая земное в земном, можно сказать: ум от звезд, сердце от солнца.

Но ислам возник в знойном поясе, вблизи от солнца; как вера Солнца. Месть и страсть”.

Вера ума не должна ли родиться вдали от солнца, у льдов Севера?”. Ранее в прозаической поэме “Зверинец” (1909-1911) утверждалось, что “веры - затихающие струи волн, разбег которых - виды.

И что на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть бога”. Ислам отождествляется с тигром: “...в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого последователя пророка и читаем сущность ислама”.

Из всего этого видно, что Хлебников акцентирует внимание не на конкретно-исторических коллизиях, порожденных противостоянием разных культур, а на том, что теперь уже не поддается анализу, что должно быть воспринято как некая вневременная доминанта конкретного религиозного мировоззрения. Видимо, в “Хаджи Тархане” неслучайно с определенной долей иронии говорится о вековечном споре горы и Магомета, “кто свят, кто чище и кто лучше”.

В связи с обсуждением вопроса о конфликте “Хаджи Тархана” возникает проблема жанровой формы произведения, ни у кого нет сомнения, что это поэма. Неясна, правда, ее природа, ее жанровая разновидность. Один лишь Н. Степанов определил ее как историко-философскую поэму, другие же исследователи эту проблему обходили стороной.

В.М. Жирмунский отмечал, что “в поэзии самый выбор темы служит художественной задаче”, что каждая жанровая форма “имеет свой характерный круг тем”. Г.Н. Поспелов в книге “Проблемы исторического развития литературы” в качестве жанрового признака выделяет один из “типологических” аспектов содержания - проблемно-тематический. Жанр, с его точки зрения, это “особая форма развития содержания” . Вместе с тем Н.П. Утехин доказывает, что сущность и особенность жанров в значительной мере определяются пониманием писателем функций литературы, его приоритетным вниманием к одной из ее функций . С точки зрения семиотики, жанры нередко понимаются как “композиционные образования”.

Начнем с того, что Г.Н. Поспелов называет “жанровым содержанием”. Внимание Хлебникова, как мы видели, привлекают проблемы, связанные с нормированием и существованием российского государства как объединения самых различных народов и народностей, среди этих проблем - межэтническая рознь, представляющая большую опасность для российской государственности. От ее решения зависят исторические судьбы всех народов страны. Это поистине национально-историческая проблематика, ставящая поэму Хлебникова в ряд эпических поэм. Нравоописательная и романическая проблематика занимают в поэме Хлебникова в значительной мере второстепенное положение. Очень скупо, на уровне эмблематики, он воссоздает социально-бытовой уклад такого уголка России, как волжское Понизовье. В соответствии с основной художественной задачей произведения мирное сосуществование нескольких этносов изображается с позиции его идейного утверждения. Есть в поэме отголосок и романической проблематики: эскизно воссоздается жизнь и судьба личности автобиографического героя, находящегося в противоречии с окружающей средой. Его попытки найти душевное выздоровление у могил предков вызывают в нем только тоску, разочарование, смущение.

Лик его помню суровый и бритый,

Стада людей пастуха.

Умер уж он; его скрыли уж плиты,

Итоги из камня, и грез, и греха.

Помню я свет отсыревшей божницы,

Там жабы печально резвились!

И надпись столетий в камней плащанице!

Смущенный, наружу я вышел и вылез,

А ласточки бешено в воздухе вились

У усыпальнцы - предков гробницы.

В самом общем виде эта сюжетная ситуация воссоздает схему евангельской притчи о блудном сыне и имплицитно привносит в произведение “философию экзистенциальных библейских обобщений” (В.И. Хазан).

Важнейшее жанровообразующее свойство содержания поэмы было отмечено в свое время В.Г. Белинским: “Поэма рисует идеальную действительность и схватывает ее в высших моментах”. Это подтверждается и поэмой Хлебникова, в которой отражен, с точки зрения поэта, идеальный вариант разрешения межэтнических взаимоотношений в России на примере жизни трех этносов Астраханского края. Основным принципом в поэме вследствие этого становится обобщающая идеализация, в соответствии с которой он абстрагируется от многих и многих негативных моментов ради утверждения главного - дружбы народов, возможности взаимопонимания трех разных мировых религий, “высшим моментом” в действительности, воссозданной в произведении, является, следовательно, мир, взаимопонимание. Это обусловливает непреходящее значение поэмы Хлебникова.

По своей природе, как отмечают исследователи, поэмный жанр синтезирует различные жанровые начала - прежде всего лирическое и эпическое. Их синтез “находится в прямой зависимости от степени проявления авторского “Я”.

Для поэмы “Хаджи Тархан” характерна эмоциональная напряженность и выразительность повествования, в организации ее художественного мира основную роль играет не сюжет, а композиция, как и вообще в поэмах такого рода “стержнем ее содержания является пафос, идейно-эмоциональная настроенность рассказчика”. Его чувства и переживания раскрываются в соотнесенности с важнейшими вопросами, с высшими нравственными идеалами народа. Но обстоятельно, подробно содержание чувств героя “не развертывается”, они выражаются в поэтически сконцентрированной “сжатой форме".

Поскольку композиция становится ведущим принципом реализации авторского замысла, постольку с ее помощью создаются различные узлы напряжения, сквозное действие почти элиминируется, события возникают как бы случайно. “Особое значение npи этом приобретают внесюжетные элементы: голос автора, прямые характеристики героев и событий, немотивированные развитием фабулы, высказывания героев, авторские отступления, анонимные реплики и т.д.”.

Субъективно-эмоциональная настроенность повествователя приводит к тому, что между ним и фактами истории и действительности устанавливаются совершенно особые отношения на основе принципа трансформативности. “...факты действительности под видом объективности предстают перед нами в переосмысленной, преображенной форм,. выступая как средство, как “строительный материал” для выражения тех или иных (истинных или неистинных) представлений автора о жизни”. Функция фактов коренным образом меняется, факт становится формой выразительности, по словам Бальзака, “посредником для передачи идей, ощущений, разносторонней поэзии”, т.е. факт, претерпевая значительную деформацию под воздействием авторского сознания, становится носителем нового содержания, становится фактом-символом, фактом-мифом, фактом-легендой. Символизация как особенность хлебниковской поэтики может полностью пересоздавать реальные факты и события, что соответствует его установке сводить “весь процесс мышления к мифологизации постигаемого”. Исходя из этого, поэт творит миф об Астраханском крае как пространстве, где решены все межэтнические проблемы, мифологизированы у него и образы этносов - калмыков, русских, татар. Мифологизация помогла ему даже на уровне структуры текста воплощать основопологающую идею духовного единства народов.

Один из современных исследователей справедливо утверждает, что существует прямо не выраженная связь между пониманием писателем функций литературы и теми жанрами, которые он разрабатывает. В любом случае произведение является носителем полифункциональности (познавательная, воспитательная, гедонистская и пр. функции), но в зависимости от особенностей творческих устремлений писателя одна из функций становится доминирующей и, как следствие, начинает воздействовать на жанровые предпочтения творца. Это наблюдение подтверждается и художественной практикой Хлебникова в период его работы над “Хаджи Тарханом”.

Сочинения Хлебникова “Учитель и ученик. О словах, городах и народах”, “О расширении пределов русской словесности”, “Курган Святогора”, создающие контекст “Хаджи-Тархана”, свидетельствуют о том, что в его теоретических построениях на первый план выходит идеологическая дикция, в литературе он больше ценит не ее познавательные, аналитические возможности, а прежде всего воспитательные, “утверждающие” потенции. Он не приемлет многие явления русской литературы XIX-XX веков из-за преобладания в них критико-аналитического начала. Отсюда его категоричность в оценках: “значит, на вопрос, чем занимаются русские писатели, нужно ответить: они проклинают! Прошлое, настоящее и будущее!” “Русская книга” и “русская песнь” в исследовании Хлебникова постоянно оказываются “в разных станах”. В “Хаджи Тархане” и сопутствующих ему произведениях Хлебников, отталкиваясь от “нигилизма” современной ему литературы, искал такую жанровую форму, в которой он мог бы решить сразу несколько своих программных задач.

Во-первых, он стремится создать произведение, близкое к народному искусству с его жизнеутвеждающим началом, поэтизацией здоровья и красоты в природе и человеке. Оно должно было быть полемичным по отношению к сочинениям современных авторов. “Я не хочу, - писал он, - чтобы русское искусство шло впереди самоубийц!”

Во-вторых, такое произведение расширяло бы “пределы русской словесности”, вводя в литературу жизнь народов волжского понизовья с их историей, неповторимым бытом и мифологией.

Наконец, в-третьих, он воплощает волновавшее его “учение о едином роде людей, слиянии всех государств в общину земного шара”, что придает поэме явно выраженный философский оттенок.

В результате Хлебниковым была написана поэма, воспевающая красоту природы дельты Волги, возвышающее и облагораживающее мирное сосуществование ее народов, их единство с природой. Произведение заставляло задуматься о ценности духовного наследия каждого народа, о целительности взаимопонимания этносов, которое может быть твердой основой российской государственности. Несомненно, что “Хаджи Тархан” имеет и познавательное значение, но не оно определяет его суть и своеобразие.

В “Хаджи Тархане” довольно явно ощущается отношение субъекта речи, интерпретирующего и оценивающего историю и современность, ко всему изображаемому. В повествовании преобладает возвышенно-героический пафос, что полностью соответствует эстетическому идеалу автора.

Ты видишь город стройный, белый,

И вид приволжского кремля?

Там кровью полита земля,

Там старец брошен престарелый,

Набату страшному внемля.

Уже не реют кумачи

Над синей влагою гусей.

Про смерть и гибель трубачи,

Они умчались от людей.

И Волги бег забыл привычку

Носить разбойные суда,

Священный клич “сарын на кичку”

Здесь не услышат никогда.

Имплицитно происходит актуализация одического начала. Это подтверждает истинность выводов Р. Вроона о связи “Хаджи Тархана” с традицией жанра оды XVIII века. Поэма Хлебникова, разумеется, не ода в чистом виде, но некоторые приметы этого жанра в ней обнаруживаются довольно легко.

Классическая ода обычно выражает восторженные чувства, которые возбуждает в поэте какое-нибудь событие или лицо. О прямо выраженных “восторженных чувствах” в “Хаджи Тархане” говорить не приходится. Они присутствуют в поэме скорее в редуцированном виде, как проявление восторга перед своеобразной красотой края, его “дремлющих степей”, “божеств морских могил величеством”, людей, чей “отблеск лиц и чист и смугол”, перед величием исторических событий, пронесшихся над этой землей, как желание искренно и страстно воспеть желаемое поэтом для России состояние мира между народами, может быть, недостижимое в ту пору, но провидимое в будущем. Хлебников, как это принято в оде, приобщается к чувствам коллективным - патриотическим, гражданским. Возвышенное порождается соответствием развивающейся жизни, изображенной Хлебниковым, “национально-прогрессивному содержанию этой жизни”.

Ряд элементов художественной формы “Хаджи Тархана” работают на создание одической тенденции. Как известно, композиция оды должна отличаться “беспорядком”, за которым скрывается строгая логика. Это обнаруживается и в поэме Хлебникова, хотя у него композиционный “беспорядок” является скорее отражением своеобразия медитаций в русской литературе XX века, отличающимися свободой и разнообразием эмоциональных и речевых структур, но поскольку одическое начало у него стало одной из жанровых доминант, эти особенности поэтики литературы разных эпох оказываются как бы в положении корреляции.

Язык “Хаджи Тархана”, как и язык традиционной оды, “украшен” мифологическими образами (Прометей, Озирис, Ра и др.), тропами, риторическими фигурами, различными приемами ораторской речи.

По определенной схеме в оде должна быть выдержана строфика (в русской оде - десятистрочные строфы, четырехстопный ямб). Хлебников, конечно же, этого правила не соблюдает, хотя начало поэмы и написало четырехстопным ямбом. Однако в дальнейшем он допускает многочисленные отступления, чтобы в последних строчках снова вернуть к нему. Роль строфы в поэме Хлебникова начинает выполнять блок-фрагмент общей картины, блоки-фрагменты структурируются по принципу монтажа, в результате чего неожиданно оказываются рядом разные фрагменты общей картины мира.

“Хаджи Тархан” не поддается однозначному жанровому определению, так как, с одной стороны, у Хлебникова преодолевается какая-либо нормативность жанрового мышления, а с другой, - ощущается стремление использовать как своеобразные художественные приемы элементы разных жанровых образований. С учетом всех видовых составляющих “Хаджи Тархан” можно приблизительно определить как символико-философскую поэму-оду.

Список литературы

1. Г.Г. Исаев (Астрахань). "Хаджи Тархан": к вопросу о специфике конфликта и жанра поэмы

2. Лощиц Ю., Турбин В. Тема Востока в творчестве Велимира Хлебнике //Народы Азии и Африки. - 1966. - № 9. - С. 251.

3. Степанов Н. Велимир Хлебников. Жизнь и творчество. - М., 1975. - С. 102.

4. Камеямо И. Водный лабиринт, город смешанной крови. Хлебников и Acтрахань //Acta Slavica Japonica. - Vol. IV. - 1986.

5. Mirsky S. Der Orient im werk Velimir Chlebnikovs. - Munchen, 1975. - S. 34.

6. Vroon R. Velimir Chlebnikov's “Chadri-Tarchan” and the Lomonosovian tradition //Russian Literature. - Amsterdam, 1981. - w/x. - P. 116-117.

7. Тартаковский П. Поэт. Россия. Восток (К вопросу о западно-восточной концепции В. Хлебникова в поэме “Хаджи Тархан”) //Вопросы литературы. - 1987. - № б С. 94-120.

8. Эпштейн М. Конфликт //Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987.-С. 166.

9. Хлебников Велимир. Творения. - М., 1987. - С. 646.

10. Жимурский В.М. Вопросы теории литературы. - Л., 1928. - С. 39, 70.

11. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. С. 166.

12. Утехин Н.П. Жанры эпической прозы. - Л., 1982. - С. 80.

13. Нире Л. О знании и композиции произведения //Семиотика и художественное творчество. М., 1977. -С. 150.

14. Уметбаев З.М. К вопросу об определении поэмного жанра //Проблемы художственной типизации и читательского восприятия литературы. Тезисы докладов межвузовской научной конференции литературоведов Поволжья. - Стерлитамак, 1990. - С. 19.

15. Башмакова Н. Слово и образ. О творческом мышлении Велимира Хлебникова. - Хельсинки, 1987.

16. Гарбуз А. В. К интерпретации будетлянских текстов //Проблемы художественной типизации и читательского восприятия литературы. Тезисы докладов межвузовской научно-практической конференции литературоведов Поволжья. - Стерлитамак, 1990. -С. 150.

17. А. Сола. Словесность и комбинаторное искусство у Хлебникова //Velimir Chlebnikov (1885-1922): Myth and reality. - Amsterdam. Rodopi, 1986. - С. 363-372.