Образ ночи в творчестве Ф.И.Тютчева

Образ ночи в творчестве Ф.И.Тютчева

                               Муниципальное общеобразовательное учреждение

                                 «Средняя – общеобразовательная школа №3»

                                   Работа по литературе.

 

                                  

                                         Выполнила ученица 9 г класса 

                                       Бужина Любовь Алексеевна

                                                                            Руководитель: Хисматуллина

                                                                            Марина Анатольевна

                          г. Лангепас 2006год.

                     

                                   Содержание:

1.     Введение……………………………………………………………стр3-4.

2.     Образ ночи в творчестве Ф.И.Тютчева…………………………..стр5-9.

3.     Анализ стихотворения «Тени сизые смесились…»……………...стр10-11.

4.     Отчего нам ночь страшна?...............................................................стр11-14.

5.     Заключение…………………………………………………………стр15.

6.     Библиография…………………………………………………………..стр16.

      

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                               

                                                   Введение.

      Поэзия – это музыка, волнующая душу, наполняющая ее безграничной любовью ко всему: к человеку, к природе, к Родине, к животным…

Сам язык поэзии настраивает на глубокое понимание и внутреннее осмысление происходящего вокруг. Поэзия проникает в самые тайные уголки души.

      Стихотворения Тютчева очень коротки, но между тем ни к одному из них нечего добавить каждое слово метко, полновесно. Оттенки в его произведениях, как писал Некрасов, «расположены с таким искусством, что в целом обрисовывают предмет как нельзя лучше». Полностью подтверждает слова Некрасова тютчевское «Утро в горах».

Лазурь небесная смеется,

Ночной омытая грозой,

И между гор росисто вьется

Долина светлой полосой…

      Тютчев воспринимал мир как древний хаос, как первозданную стихию. А все видимое сущее – лишь временное порождение этого хаоса. С этим связанно обращение поэта к «ночной тьме». Именно ночью, когда человек остается один на один перед вечным миром, он остро чувствует себя на краю бездны и особенно напряженно переживает трагедию своего существования. Поэт использует прием аллитерации:

Сумрак тихий, сумрак сонный,

Лейся в глубь моей души…

О чем ты воешь, ветр ночной?

О чем так сетуешь бездумно?

      Тютчева особенно привлекали переходные, промежуточные моменты жизни природы. В стихотворении «Осенний вечер» - картина вечерних сумерек, в стихотворении «Люблю грозу в начале мая» - весенний первый гром. Из стихотворений, в которых Тютчев пытается постичь переходные состоянии, можно выделить стихотворение «Тени сизые смелись…» Поэт здесь воспевает сумрак. Наступает вечер и именно в этот момент душа человека роднится с душой природы, сливается с ней.

Все во мне, и я во всем!

      Для Тютчева очень важен миг приобщения поэт показал попытку «слиться с беспредельным». И именно сумрак помогает осуществить эту попытку, в сумраках наступает миг приобщения человека к вечности

Сумрак тихий, сумрак сонный,

С миром дремлющим смешай!

      В данной работе будет рассмотрено творчество Ф.И.Тютчева. Особое внимание будет уделено образу ночи в творчестве этого великого поэта. Также будет сделан анализ стихотворения Ф.И.Тютчева «Тени сизые смесились… » Главная задача данной работы рассмотреть Тютчева как «певца ночи».

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                     

                  

Глава 1. Образ ночи в творчестве Тютчева.

Именно о Ф.И. Тютчеве сложилось представление как о самой ночной душе русской поэзии. «...он никогда не забывает, – пишет С. Соловьев, – что весь этот светлый, дневной облик живой природы, который он так умеет чувствовать и изображать, есть пока лишь «златотканый покров», расцвеченная и позолоченная вершина, а не основа мироздания». Ночь – это центральный символ поэзии Ф.И. Тютчева, сосредоточивающий в себе разъединенные уровни бытия, мира и человека.

Ночь в творчестве Тютчева восходит к античной греческой традиции. Она дочь Хаоса, породившая День и Эфир. По отношению ко дню она – материя первичная, источник всего сущего, реальность некоего первоначального единства противоположных начал: света и тьмы, неба и земли, «видимого» и «невидимого», материального и нематериального. Ночь, восходя к античной традиции, не являет собою исключительно античное мифологическое ее понимание, но предстает в индивидуально-тютчевском стилевом преломлении. Вот один из примеров:

Святая ночь на небосклон взошла,

И день отрадный, день любезный,

Как золотой покров она свила,

Покров, накинутый над бездной.

И как виденье, внешний мир ушел...

И человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь и немощен и гол,

Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут он –

Упразднен ум и мысль осиротела –

В душе своей, как в бездне, погружен,

И нет извне опоры, ни предела...

И чудится давно минувшим сном

Ему теперь все светлое, живое...

И в чуждом, неразгаданном, ночном

Он узнает наследье родовое.

Основа мироздания, хаос шевелящийся страшны человеку тем, что он ночью «бездомный», «немощен», «гол», у него «упразднен ум», «мысль осиротела»... Атрибуты внешнего мира иллюзорны и неистинны. Человек беззащитен перед лицом хаоса, перед тем, что таится в его душе. Мелочи вещного мира не спасут человека перед лицом стихии. Ночь открывает ему истинное лицо мироздания, созерцая страшный шевелящийся хаос, он обнаруживает последний внутри себя. Хаос, основа мироздания – в душе человека, в его сознании.

Такая логика рассуждения подчеркнута и звуковым, и ритмическим акцентированием. На звуковом уровне резкий перебой в общем звучании создают звонкие в строчке:

В душе своей, как в бездне, погружен, –

Строка максимально насыщена звонкими звуками (их 14 (в д в й й в б з д н г р ж н), глухих в ней всего 5 (ш с к к п)). Наибольшую смысловую нагрузку несет слово «бездна». Оно постулирует родственность якобы внешнего хаотического ночного начала и внутреннего человеческого подсознательного, родственность и даже в глубине своей единство и полное отождествление. Две последние строки:

И в чуждом, неразгаданном, ночном

Он узнает наследье родовое. –

акцентированы одновременно и на ритмическом и на звуковом уровнях. Они, безусловно, усиливают напряженность композиционного завершения, перекликаясь со строкой:

В душе своей, как в бездне, погружен, –

И общей звонкостью и повторами звуковых комплексов слова «бездна» (особенно «на»).

В предпоследней – 13 (ж д м н р з г д н н м н м) звонким звукам противостоят всего 3 (ф ч ч) глухих. В последней 12 звонких (н з н й н л д й р д в й) и 2 глухих (т с). Чрезвычайная концентрация звонких на фоне сведенных к минимуму глухих достаточно резко акцентируют две последние строчки стихотворения. На ритмическом уровне эта пара строк выбивается из строфы, написанной пятистопным ямбом, – только в двух последних строках 3 ударения в строке на фоне четырехударных строк (с пропуском одного ударения). Они образуют вокруг себя смысловое напряжение: человеку родственен хаос, он – прародитель, первооснова мира и человека, который жаждет соединения с родственным началом в гармоничное целое, но и страшится слиться с беспредельным.

Темная основа мироздания, истинное его лицо, ночь лишь открывает человеку возможность видеть, слышать, чувствовать высшую реальность. Ночь в поэтическом мире Тютчева – это выход в высшую субстанциональную реальность, и вместе с тем – совершенно реальная ночь и сама эта высшая субстанциональная реальность. Рассмотрим еще одно стихотворение Ф.И. Тютчева:

Лениво дышит полдень мглистый,

Лениво катится река,

И в тверди пламенной и чистой

Лениво тают облака.

И всю природу, как туман,

Дремота жаркая oбъeмлeт,

И сам теперь великий Пан

В пещере нимф покойно дремлет.

Прежде всего, обращает на себя внимание бросающаяся в глаза внешняя «ленивость» поэтического мира стихотворения. Наречие «лениво» интенсивно подчеркнуто: употреблено трижды в первой строфе стихотворения. Вместе с тем даже само троекратное повторение этого наречия развертывает в воображении предельно динамичную, отнюдь не «ленивую» картину. Сквозь внешнюю «ленивость» проявляется колоссальная внутренняя напряженность, ритмико-интонационная динамика.

Художественный мир стихотворения переполнен движениями и внутренне противоречив.

Так, в первой строфе наречие «лениво» встречается три раза, соотносится с предикативными центрами «дышит полдень», «катится река», и «тают облака». А во второй эта часть речи употреблена только однажды – это наречие «покойно». Оно соотносится с предикативным центром «Пан дремлет». Здесь очень сильно противоречие: за Паном – шевелящийся хаос, наводящий панический ужас. В дремоте панического ужаса очевидна динамика космического масштаба.

С одной стороны, «Полдень мглистый» – это конкретная природа, это облака, река, туман, которые совершенно конкретно чувственны. С другой стороны (во второй строфе) природа – это «пещера нимф» и дремлющий Пан. «Полдень мглистый» оборачивается «великим Паном», «полдень мглистый» и есть сам «великий Пан». Оборачиваемость эта сочетается с несводимостью целого ни на одно, ни на другое. Диалектическое единство существования «полдня мглистого» и «великого Пана» в несводимости к одному конкретному смыслу и представляет собой символическую реальность. «Полдень мглистый» сам по себе – это противоречивый сгусток смыслов, очень мощно энергетически заряженный, где играют и оборачиваются друг другом хаос, темная и истинная основа мироздания, и покой, покрывающий этот страшный кишащий хаос, и делающий последний благовидным. Как и дремлющий Пан в своей основе невозможное соединение, но, тем не менее, осуществленное в поэтическом тексте, сгусток противоречий, накапливающий вокруг себя массу смыслов.

В последних двух строчках:

И сам теперь великий Пан

В пещере нимф покойно дремлет.

сконцентрирован смысловой центр стихотворения: противоречивое единство невероятной динамики хаоса и покоя, одно в другом – динамика в покое, и покой в движении мироздания.

Выделенность «полдня мглистого» и «великого Пана» подтверждается и на ритмическом уровне. Во всем стихотворении эти строки выбиваются из общего ритмического строя:

Лениво дышит полдень мглистый

и

И сам теперь великий Пан

В пещере нимф покойно дремлет.

Эти строки являются единственными полноударными.

«Полдень мглистый» как смысловой центр стихотворения предельно акцентирован на звуковом уровне: концентрация звонких и сонорных звуков, их в первой строфе больше, чем во второй. Во второй же строфе единственная строка, где глухие преобладают над звонкими (6–7) – это:

И сам теперь великий Пан.

Звуковая выделенность «великого Пана» усиливается тем, что эта строчка следует за строкой:

Дремота жаркая объемлет, –

которая максимально насыщена звонкими – 10 против 3 глухих.

Полдень мглистый и дремлющий Пан – энергетически мощный сгусток противоречий, заряжающий и стягивающий смыслы вокруг себя. Это смысловой центр стихотворения. Этот сгусток содержит колоссальную энергетику, потенциально способную развернуться в символическую реальность со всей ей присущей полнотой бытия.

Оборачивающиеся друг другом «Полдень мглистый» и «великий Пан» как напряженное поле смыслопорождения обнаруживают свою причастность и внутреннюю связь с центральным тютчевским символом – символической реальностью ночи. Хаос как истинное лицо мироздания открывается человеку в полноте своей силы только ночью. Кишащий и бушующий разлад между ночью и днем, хаосом и космосом, миром и человеком поэт чрезвычайно остро ощущает, он чувствует космических масштабов страх человека, утратившего первоначальную гармонию, первоначальное единство с тем миром, который теперь ему кажется враждебным и угрожающим. И поэт может об этом лишь писать, создавая смыслопорождающую реальность связей разъединенных частей мира: они оказываются в общении друг c другом в художественной реальности поэтического произведения. Своим творчеством поэт решает проблему трагической дисгармонии – он может восстанавливать утраченную гармонию, или, по крайней мере, прояснять дисгармонию в свете гармонической мысли и идеала.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 2. Анализ стихотворения « Тени сизые смесились…»

 

Тени сизые смесились,

Цвет поблекнул, звук уснул –

Жизнь, движенье разрешились

В сумрак зыбкий, в дальний гул…

Мотылька полет незримый

Слышен в воздухе ночном…

Час тоски невыразимой!..

Всё во мне, и я во всем!..

Сумрак тихий, сумрак сонный,

Лейся в глубь моей души,

Тихий, томный, благовонный,

Все залей и утиши.

Чувства – мглой самозабвенья

Переполни через край!..

Дай вкусить уничтоженья,

С миром дремлющим смешай! 

                                                                    <1836>

     Одним из шедевров характеризуемой лирики является стихотворение «Тени сизые смесились…». Первоначально оно называлось «Сумерки». Этот ранний заголовок подчеркивает, что в начале произведение мыслилось как пейзажная зарисовка особой, переходной поры суток, где поэт пытается уловить почти неразличимое.

     Композиция стихотворения – две строфы – традиционная для Тютчева. Первая строфа – картина наступающей ночи, вторая – страстный монолог-обращение лирического героя к «сумраку».

     Изображаемое время суток – сумерки (уже не вечер, но еще и не ночь) не случайно выбрано поэтом: его неизменно волнуют именно промежуточные состояния в жизни природы и человека.

     В первой строфе картина сумерек, наступающей ночи лана через восприятие лирического героя. Уловлена сама эта зыбкая грань перехода, когда окружающий мир растворяется в темноте, исчезает из зрительного восприятия человека:

Тени сизые смесились,

Цвет поблекнул…

     Сизый – самый смешанный цвет: «черный с просинью и белесоватым, голубоватым отливом, серо-синий с голубой игрою» (В.Даль). Смысловая острота эпитета усиленна внутри-строчным созвучием: «сизые смесились». В одном только этом эпитете – сизый – как в зерне, содержится всё стихотворение с его темой космического смешения, слияние всего со всем.

…звук уснул –

Жизнь, движенье разрешились

В сумрак зыбкий, в дальний гул…

     Звук, неизменный спутник движения, жизни, уснул. В мире так тихо, что «мотылька полет незримый слышен в воздухе ночном».

     Слова «жизнь» и «сумрак» находятся в сильной позиции начала строки, они как бы противопоставлены. Но только «как бы», потому что сумрак зыбкий – жизнь не замерла, а лишь затаилась, задремала, ушла куда-то в глубину («дальний угол»).

     Сумрак, тени, тишина – это условие, в которых пробуждаются скрытые душевные силы человека. Его мысли сливаются с «дальним гулом», на смену исчезнувшему, растворившемуся миру приходит иная реальность. Человек остается один на один со всем миром, вбирает его в себя и сам сливается с ним: «Все во мне, и я во всем». Однако странным образом эта причастность к «жизни божеско-всемирной» не вызывает ликования, а определяется как «час тоски не выразимой». В чем же причина этой тоски?

     Вся вторая строфа – страстная мольба, нарастающий призыв, обращенный к «сумраку» (в данном случае синониму природы, жизни): лейся, залей, переполни через край и, наконец, смешай.

     «Единственная, более энергичное чувство, которое я испытываю, – это невозможность уйти от самого себя» (из письма Тютчева жене) Во второй строфе лирический герой отказывается от собственного «я», что присутствовало в конце первой строфы («Все во мне, и я во всем»). Его страстное стремление – раствориться в окружающем мире, слиться с ним, стереть грань меж «я» и «не-я»:

Дай вкусить уничтоженья,

С миром дремлющим смешай!

     Композиционное кольцо стихотворения замыкается: совместились первое и последнее строки, глаголы смесились и смешай. Слиться с миром природы, раствориться в нем – для человека это редкая возможность «уйти от самого себя». Однако противоречие сознательно-индивидуального («я») и бесзознательно-стихийного («жизнь») остается для Тютчева не разрешимым. (Точнее, проблема эта решалась многократно и по-разному.)

  

 

 

 

 

 

 

 

Глава 3.Отчего нам ночь страшна?

      Мы видим ночь, когда на бархатном занавесе тьмы золотятся звёзды. Мы знаем их по именам: вот прекрасная зелёная звезда, созданная силой слов, - Агатос, вот враждующие огни Сократа и Протагора, сияние Мицары озаряет гениев современности, в Полярной звезде мерцают видения будущего. Фантастические образы, гении прошлого, настоящего, грядущего - словно светящиеся изнутри атоллы в неисчерпаемом океане тьмы. И мы видим, как над всем этим царит ночное светило, и ярче всех, лучезарным всепроникающим светом горит Пегас, звезда поэзии, в которой нам открывается Знание; оно и есть постижение ночи. Да, всякий раз, когда приходит время звёздной тьмы, особенно сильно ощущается присутствие иной, не дневной правды, действительной и единственной. В ночи нам открывается пронизывающая бытие трагедия, дисгармония, борьба противоположностей. Ночные птицы, мерцающие хищными глазами, волки и странные твари выползают из своих укрытий лишь под светом звёзд, чтобы поселиться в наших кошмарах. Ночные существа, обретающие жизнь под покровом темноты, прекрасно чувствуют себя в её владениях, не то, что люди, дети дня, которые вкушают призрачные видения спустившегося к человечеству Сна, сына ночи Гипноса, видения нереальной красоты, или ввергаются во власть ужасных образов тревожной дрёмы. Тайны мрака не для нас, тайны того, что происходит в темноте под пристальным взором туманного ока луны, глядящего на мир сквозь перископы звёзд. Но мы проникли в эти тайны и, вторгшись в ночную тишину, сумели уловить шёпот, или песню, или лёгкое дуновение ветра, но в нём слышны были слова, в нём кружилась волшебная мозаика образов, и в нём была повесть о том, что есть истинно сущее, что есть тьма и тайна этой тьмы. Мы познали неземную тайну, и, рождённые от солнца, но влекомые луной, мы стали блуждать между ночью и днём, и ночь пугала нас. И Фёдор Иванович Тютчев, глубже всех поэтов её познавший, объяснил нам, почему ночь для нас "страшна":

И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами
И нет преград меж ней и нами -
Вот отчего нам ночь страшна!

       День - лишь покров, лишь тонкая златотканая пелена. Минуты, когда она тает, растворяясь, исчезая, и есть время наступления истинного, первозданного бытия. Оно роднится с бездной, безграничностью, бездонностью, беспредельностью и никогда не сможет быть втиснутым в рамки дня. Ночь - первооснова всего сущего, в ней - повесть о времени, но мотив её - вечность, в ней образы всего, что было, и отражение того, что есть, и магия невсамделишных событий, и порожденья хаоса и страха, и путь в Мир Грёз, чудеснейший предел. Ночь светла. Оставшись с ней наедине, как "сирота бездомный, лицом к лицу пред пропастию тёмной", можно на миг, на мгновение - столь горестно мимолётное у Тютчева - лишиться рассудка. Но, когда он вернётся, чёрная бездна не будет больше страшной и чужой, потому что, если подумать, каждый видит что-то своё в ночи, каждый "узнаёт наследье родовое". Но во тьме есть и смерть, в ней "крадутся" час неизбежной гибели, ощущение мимолётности жизни и ожидающее впереди вечное, неизбежное, бесконечное небытие. Тютчев видел и чувствовал в природе не одну лишь божественную основу - упорядоченный космос. Он чуял, что где-то здесь, в таящейся за границей благообразной Земли бездне, есть "вечный хаос", мятеж, беспорядок - там "хаос шевелится", и неизвестно, какой неверный шаг, какое наше движение способно его пробудить. Мы живем, словно в окружении вулканов: на Земле раскинулись тихие леса и сады, на ней воздвигнута цивилизация, но вулканы, потухшие миллионы лет назад и ставшие средоточием хаоса, могут извергнуться неудержимыми потоками всеразрушающей лавы. Мир не тих, не мирен, он, по существу своему, трагичен, и лучше всего можно познать его в "минуты роковые", в моменты, когда поднимается "древний хаос", когда над миром довлеет ночь-тьма, что была до сотворения света и мира и останется после того, как солнце умрёт, угасая, истекая красными лучами.
        Ночь раскрыла перед нами глубину души мира; но она не только испугала - она и умудрила нас, заставила взглянуть себе в глаза. Ночью, таинственной мистической ночью всё принимает иной - не истинный ли? - вид. Живой язык природы слышится в полночной тишине, истинный мир - это мир воцарившегося лунного мрака. Но не потому ли, что люди не сумели до конца проникнуть в тайну ночи, образ её неотделим для нас от понятия вселенского зла, связан с расцветом и торжеством тёмных сил; ночью люди совершают ужасные, необъяснимые поступки, которые не в силах понять с уходом ночного безумия, словно сама тьма, ничем не ограниченная, не сдерживаемая, внушила им совершить то, что угодно было ей. Ночью, влекомые луной, люди ходят во сне с открытыми глазами, не видя и не помня, и не сознавая, они идут на голос ночи, что прошептала в эфирной песне Слово, вслед за которым они готовы отправиться сквозь сон и сквозь саму тьму, по ту сторону зеркала, по ту сторону космоса - в хаос, в бездну, в царство ночи. Познавший ночь Тютчев увидел её безумие, её "божий гнев". В стихотворении "Mal'aria" он говорит, что даже любит это незримое, всепроникающее таинственное зло:

 

В цветах, в источнике прозрачном, как стекло,
И в радужных лучах, и в самом небе Рима
Всё та ж высокая, безоблачная твердь,
Всё так же грудь твоя легко и сладко дышит,
Всё тот же тёплый ветр верхи дерев колышет,
Всё тот же запах роз, и это всё есть Смерть.

   Хаосом оборачивается красота, и Смерть - в "запахе роз": зло скрыто в прекрасной, чарующей оболочке. Трагическая стихия, ночная "жизнь злая" открывается поэту в том, что мы видим самым прекрасным, самым светлым, исполненным сиянием солнца и благодатью дня.

     Ночь стала нашим проводником в небеса, в бескрайние просторы, к постижению Добра и Зла, к высшему Знанию, будь оно вселенским Счастьем или всегдашним Проклятием. Язык её - "для всех равно чужой и внятный каждому, как совесть". Поэт знает: он будет понятным всегда, и голос ночи будет вечно звучать там, где кончается явь, но сон ещё не вступил в свои права. Ночь - время сна наяву, и порой мы можем попадать в странное место, что находится между реальностью и видениями сна - "в некий час всемирного молчания" - в час Откровения, Признания, Пророчества и Смятения. И Тютчев, чувствующий это, любуется ночью:

 

                 

Как хорошо ты, море ночное…
В этом волненье, в этом сиянье,
Весь, как во сне, я потерян стою -
О, как охотно бы в их обаянье
Всю потопил бы я душу свою…

 

 

 

                

 

 

 

    

 

 

 

 

 

Заключение.

    

     Чем же близок Тютчев нам, людям XXI века, века неслыханных открытий, научных дерзаний, века покорения космоса? Он дорог нам тем, что вселяет в нас ощущение беспредельности мира, его величия, его тайны. С одной стороны, сам умевший трепетать перед бескрайним звездным небом, он умеет и читателя заставить трепетать; с другой стороны – он, проникающий в глубь человека, заставляет читателя прислушиваться к голосу внутри себя. Ни к кому другому так не подходит кантовское выражение: «Звездное небо над головой и моральный закон внутри нас». Тютчев учит понять мир и понять себя.

     Когда-то Эйнштейн писал: «Самая прекрасная и глубокая эмоция, какую мы испытываем, - это ощущение тайны. В ней источник всякого подлинного знания. Кому это эмоция чужда, кто утратил способность удивляться и замирать в священном трепете, того можно считать мертвецом». Ценность человека определяется этой способностью восторгаться, изумляться. Этой эмоцией, этим «космическим чувством» Тютчев наделен, как никто другой. И читатель платит ему за это любовью.

     Лев Толстой писал: «Так не забудьте достать Тютчева. Без него нельзя жить».

     В 1920 году Совнарком принимает решение о сооружении памятника  Тютчева.

     Нам ли забывать о тех словах, что сказал Тургенев Фету: «О Тютчеве не спорят, кто его не чувствует, тем самым доказывает, что не чувствует поэзии».     

Библиография:

1.     Тютчев Ф.И. Стихотворения. М., 1985.

2.     Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. - М., 1994.

3.     Большая школьная энциклопедия. 6 – 11 кл. Т.1. – М.:ОЛМА-ПРЕСС, 2000.

4.     Русская литература XIX век. Большой учебный справочник.

5.     Русская литература. Второй половины XIX века. Издательство Сага.